227.
Д. Визгалов
(06.10.2012 13:38)
0  
Ковчег.
Школа 17. Семнадцатая школа… Какое хорошее число! Да, бывает школа как число. Бывает школа как образование. Бывает школа как жизненный путь и опыт. А есть школа как здание. Смешно, но вот это здание до сих пор частенько снится мне. Снится в самых что ни на есть подробностях – углы коридоров, вывески над кабинетами, которых давно уже нет, шпингалеты на окнах, рыжие кнопки, которыми был прибит тогдашний линолеум на полу, дверные ручки, питьевой фонтанчик, конкретная выбитая ступеньки на конкретной лестнице… Как это странно. Почему так? Ведь двадцать с лишним лет прошло после окончания. Так много всего было после. Но самые подробные и переживательные сны связаны именно с этим серым и угрюмым на вид зданием.
Потому что это не здание. Это Ковчег. Плывущий сквозь время. И чрево его наполнено моим прошлым, мной наполнено.
Нос Ковчега – центральное крыльцо и лампочка над входом, под которую темным зимним утром всех засасывает. Кто-то обречённо бредёт сам, волоча портфель, кого-то тащут за руку, самых талантливых везут на санках… Не могу вспомнить ни одного утра, когда я мог бы воскликнуть: «Господи! Как я счастлив, что наконец-то сюда пришел!». Но! Чрево, пространство Ковчега наполнено такими важными смыслами и воспоминаниями, которые навсегда окаменели в сердце.
Корму, заднюю часть Ковчега – спортзал и «труды» под ним – я не любил. Там все время надо было что-то делать руками. Что ж поделать, если они с самого начала были вставлены не тем концом.
Трюм Ковчега – подвал с раздевалкой. Пухлые волны курток бесконечным рядом. И горе тебе, если в утреннем беспамятстве не запомнил, где ты повесил свою. Будешь ходить и ходить… Перебирать и перебирать… И думать при этом о своей одинокой, никому не нужной жизни, о судьбе… И может быть, найдешь искомое.
Но с раздевалкой связано и памятное чувство свободы, а точнее, освобождения: крутые и легкие ступеньки вниз, и от одежды уже свежий, вожделенный запах улицы.
Актовый зал, в который ведет два входа. Первый вход близкий, маленький, почти потайной. Каждый раз, когда входишь через него, как-то ёрзает сердце, весь подсознательно собираешься и на одно только мгновение становишься лучше, потому что цельная, огромная и разноцветная жизнь пролетела молнией через этот досочный пятачок между кулисами.
Второй вход в зал – полная противоположность первому - дал-ё-ё-ё-ё-кий, гулкий, безжизненный и какой-то холодный. Путь к нему снизу не прост: сначала надо пройти мимо гестапо со шприцами и стрептоцидовыми запахами. А потом, на этаж выше, запахи еще хуже: пробирки и порошки, и тоже гестаповские. Потому что там, за левой дверью – самый ненужный, страшный и непонятный предмет в мире, и ужасный, с пронизывающими глазами и голосом, похожий на Кощея, Рашидсамейч…
В общем, ближний вход в зал намного ближе и лучше, чем дальний.
И наконец, самое важное место – это пятачок, вокруг которого собрано всё самое главное. Это мозг и сердце Ковчега. Это пятачок на третьем этаже, над центральной лестницей, ведущей к кабинету музыки. Вокруг этого пятачка чьей-то неведомой прозорливой волей собрано все самое важное, потаенное и святое – «ближний вход» в актовый зал, английский язык, агиттеатровский архив, а также Святая Святых – кабинет географии, в котором зародилась моя странная и никому тогда не понятная мечта...
Однако в этих стенах всегда, наверное, до самой моей смерти, будут обитать и живые образы. Сверх меры подвижная и галдящая массовка в одинаковых синих костюмах и замученных красных галстуках. Степенные технички из какого-то параллельного мира. И, конечно же, главные и бессмертные духи этого Ковчега, имена которых произносятся с придыханием и в одно слово – Зинаидльсанна, Валериванч, Людмилыванна, Зинаидвасильнна, Галиныпаллна, и много – много других, таких же духов. И ещё парящий, летящий по верхней палубе великий штурман, вернее - комиссар Ковчега – Евальсанна! А внизу, под её окнами - бешено цветущие белые яблони. А «под её окнами» - потому что это высшая, обостренная красота, потому что Сочинение!
Но все-таки самый сильный образ, неразрывно связанный с этим зданием – (вы будете смеяться) – это затылок девочки. Типовой затылок типичной 4-5-6-классницы 80-х. Беспощадно ровный вертикальный пробор посередине, и две косы по флангам, которые могли начинаться чуть выше или чуть ниже – не важно. Важно и памятно, что безумно тянуло дёрнуть. Ведь эти косы ни для чего, ни для чего больше не нужны и не приспособлены! Вот, всё просто, близко: протянул руку и дернул за мягкое. И мгновенно настроение в атмосфере как-то неуловимо и непоправимо меняется. И ты из человека опять превращаешься в обезьяну… И понимаешь своим маленьким умишком, что в этой наполненной праведной ненавистью атмосфере зарождается какая-то большая Тайна. И дергаешь, оказывается, как раз затем, чтобы ее разгадать…
Говорят, самые лучшие годы – студенческие. Я, конечно, согласен. Но снятся-то не они, а серый, трехпалубный Ковчег. Почему?
Потому что здесь, в Ковчеге, сотни и тысячи маленьких, одинаковых обезьянок становятся Людьми. Здесь, на конкретной ступеньке конкретной лестницы ты в первый раз в жизни выбираешь - дать сдачу или нет. Предать или не предать. Сказать или промолчать. Сделать, как все или сделать по-своему. И как решил сделать в первый раз, здесь, в чреве Ковчега, так и будешь делать потом всю свою жизнь.
Вот почему снится. И пусть. Это хорошо!
Снись Ковчег.
Живи, переливайся своим бескрайне богатым чревом.
Пусть здесь никому не будет плохо.
Плыви неслышно и недвижно.
Дыши ровно и свободно.
Д. Визгалов, выпускник школы № 17, 11А класс.
|
